ИСАР на Дальнем Востоке

Дальний Восток

Гранты

Ресурсы для НКО

"Живое Море"

Информационно-образователные материалы *

Члены коалиции

Основные события достижения *

"Экология. Культура. Общество"

ФОРУМЫ

подписка на новости
ИСАР
введите адрес Вашей электронной почты для получения новостей ИСАР на Дальнем Востоке

повторное введение адреса исключит ваш почтовый ящик из списка рассылки!

english version

Программа "Живое Море"

Борис Яцкевич: «Основным препятствием на пути СРП является позиция иностранных инвесторов»

Парадоксально, но факт: проблема законодательства по соглашениям о разделе продукции, которую потенциальные иностранные партнеры дружно называют ключевой в сфере привлечения в Россию вообще и российский топливно-энергетический комплекс в частности масштабных инвестиций, на протяжении ряда лет на самом деле была сугубо внутриполитической. На поле СРП выясняли отношения вовсе не российское государство с иностранными инвесторами, а левые и правые думские фракции, оппозиционный парламент и президентская команда. Пожалуй, лишь с весны прошлого года на первый план вышел вопрос не «быть или не быть» СРП в России, а какими они, эти соглашения, должны быть. А прошлогоднее сентябрьское выступление президента Путина на посвященной проблемам СРП конференции в Южно-Сахалинске открыло, по мнению многих наблюдателей, «зеленый свет» перед изрядно подмороженными «эсэрпэшными» проектами - прежде всего, разумеется, на сахалинском шельфе.

Сейчас же власть совершила следующий немаловажный шаг на этом пути. 5 февраля с.г. вышло правительственное постановление о разграничении прав и полномочий федеральных ведомств, участвующих в проработке и реализации СРП. О перспективах освоения российских нефтегазовых месторождений на основе соглашений о разделе продукции и препятствиях, стоящих на их пути, «НиК» беседует с министром природных ресурсов РФ Борисом Яцкевичем.

«НиК»: Потенциальные, да и «законтрактованные» уже иностранные партеры постоянно жаловались на несогласованность подходов различных российских ведомств. У Минэнергетики — один подход и одни требования, у МПР — другие, у министерства экономического развития — третьи... Не говоря уже про Минфин, к которому у них традиционно самые большие претензии. Теперь можно считать, что бюрократический разнобой и ведомственные амбиции, которые обходились стране в миллиарды долларов неполученных инвестиций, позади?

— Давайте все-таки попробуем в соответствии с известной поговоркой про мух отдельно, а про котлеты — отдельно. Потому что в вопросе Вашем смешались— и это достаточно распространенное явление при обсуждении проблем СРП — две разновеликие и не слишком взаимосвязанные темы. Нужна ли большая межведомственная координация? Безусловно. И в этом смысле правительственное постановление о разграничении полномочий, конечно, должно сыграть очень важную роль. Но только вовсе не в деле облегчения страданий иностранных инвесторов. Бюрократия — это плохо, спору нет, но уверяю Вас, что у себя на родине, в других странах при подготовке масштабных проектов по добыче и транспортировке углеводородов эти самые инвесторы имеют дело с ничуть не меньшим количеством различных ведомств и различных согласований. А отрегулированная координация нужна в первую очередь нам самим, потому что на кону огромные многомиллиардные суммы, огромные запасы — наши, российские — нефти и газа, а работаем мы на абсолютно новом для нас правовом поле, где у партнеров, имеющих многолетний опыт, имеющих армию высококвалифицированных юристов и консультантов, — заведомо большая фора. И наверстать ее мы можем лишь за счет предельной консолидации наших усилий и нашего опыта. Что же касается ведомственного разнобоя, разногласий между министерствами, то здесь резонно говорить о двух сторонах медали. Первая заключается в том, что различные ведомства не могут прийти к абсолютному знаменателю просто потому, что у нас не только разные задачи, но и разные единицы измерения. Например, для Минэнергетики важно, чтобы от проекта, реализуемого на условиях СРП, поступал на рынок некий запланированный объем нефти. Для Министерства экономического развития (самого по себе, а не координатора «эсэрпэшных» процессов) важен объем инвестиций, для Минфина — выгода, которую получит государство, для МПР — рациональное использование недр и экологический аспект. А вторая, назовем ее условно идеологическая сторона медали, попросту отсутствует. И те, кто говорит о разногласиях, пытается выдать желаемое за действительное. У руководителей всех заинтересованных ведомств достаточно солидарные взгляды. Основным же препятствием на пути масштабного внедрения в практику соглашений о разделе продукции является позиций самих иностранных партнеров.

«НиК»: Они сами себе мешают в Россию деньги вкладывать?

Сами по себе инвестиции — средство, а не цель. Знаете, на газетных страницах выглядит очень вдохновляюще — пять миллиардов, двадцать миллиардов... Но вот вопрос: кому они реально достанутся, какой ценой, что за них надо отдать? И если на вложенный доллар из России должно уйти два, то, с моей точки зрения, это не инвестиции, а антиинвестиции.

Вообще же с СРП у нас долго получалось, как в популярной некогда песне: «А мне всегда чего-то не хватает, зимою — лета, осенью — весны». Инвесторам все время чего-то не хватало. Сначала — базового закона. Приняли. Потом не хватало парочки расшифровывающих — тоже приняли. Потом — приведения остальных законов в соответствие. Вроде бы почти все привели. Но теперь надо исправлять базовый, потому что он не соответствует всем пожеланиям.

«НиК»: Вообще говоря, логично, что инвесторы добиваются принятии такого законодательства, при котором им комфортно инвестировать, при котором они могут рассчитывать на устраивающую их норму прибыли,

— Логично. Но, согласитесь, не менее логично, что «принимающая» сторона пытается сформулировать правила игры, которые она полагает комфортными и выгодными для себя.

«НиК»: СРП — определенная новость для России, но мир-то по этим соглашениям работает давно. Так, может, не стоит изобретать очередной отечественный велосипед, а позаимствовать подход к взаимовыгодным, взаимокомфортным условиям из этой самой мировой практики?

— Что касается соглашений, то они так и называются именно потому, что заключаются по каждому конкретному объекту недропользования. А поскольку каждый такой объект и, соответственно, условия его разработки уникальны, постольку индивидуально и уникально и каждое соглашение. Как говорил честный жулик Джек Питерc — герой рассказов О’Генри, каждый товар стоит столько, сколько за него можно взять. И то, что инвесторы по каждому проекту отчаянно торгуются, выбивают для себя лучшие условия — это нормально. В то же время основные принципы СРП должны, разумеется, базироваться на мировой практике, и никакого велосипеда здесь изобретать не нужно. Но вот тут у меня есть вопросы к нашим партнерам, которые так любят ссылаться на мировой опыт: имеются ли в практике соглашений о разделе продукции примеры, когда за транспортировку на экспорт нефти из доли, причитающейся инвестору, из своей доли платит принимающая сторона? А такой подход в некоторых проектах упорно пытаются навязать России. Или другой пример. Если бы наши бюрократы — и Ваш покорный слуга в их числе — были податливее и согласовали проект, известный как "Сахалин-5", под одно отдельно взятое соглашение о разделе продукции попал бы участок шельфа площадью 20 тысяч квадратных километров. А есть где-нибудь больше 5 тысяч?

«НиК»: Но может быть, это как раз вопрос той самой уникальности проекта, о которой Вы говорили? В чем проблема-то: двадцать или пять?

— А вы представьте себе на секунду, что что-то на этом гигантском участке случится — какой-то крупный разлив нефти. Абсолютно исключить это нельзя, т.к. работа ведется в сложнейших природных условиях и на абсолютном пределе сегодняшних технологических возможностей человека. Так вот, в партнерах у нас, несмотря на громкие имена, вовсе не головные компании, а совсем другие юридические лица, специально для этих проектов зарегистрированные в оффшорах. С ограниченным уставным капиталом и, соответственно, ограниченной ответственностью. Чем будет отвечать Россия в случае чего, я понимаю, а они чем?!

А вот еще — на тему, когда обращаться к мировой практике, а когда к уникальности. Мы готовим месторождения на уровне запасов, а не ресурсов. Больше этого никто в мире не делает. Когда ресурсы, то исторические затраты государства, Индонезии например, равны нулю. А подготовленные запасы — это проведенные огромные геологоразведочные работы, оплаченные российской стороной, российскими налогоплательщиками. Так вот, партнеры наши готовы их учесть и компенсировать, но только при условии, что потом мы в свою очередь... компенсируем им эти затраты из нашей доли нефти.

И смех, и грех...А сколько похожих, несправедливых, дающих односторонние преимущества положений оказалось в силу неопытности наших переговорщиков включенными в первые подписанные соглашения по СРП…

«НиК»: Справедливость или несправедливость — понятие, как Вы сами только что признали, весьма относительное в переговорном процессе. В конце концов у инвесторов имеется весьма широкий выбор приложения своих средств —от Мексики и Венесуэлы до Китая, от Нигерии до наших соседей — Казахстана с Азербайджаном. А нам нужны инвестиции, своими силами не поднять, несмотря на благоприятную конъюнктуру последнего года, ни сахалинский, ни арктический шельфы.

— Я отвечу вопросом на вопрос: а обязательно поднимать прямо сейчас? И зачем поднимать? Помните, как несколько лет назад подготовленный Минтопэнерго прогноз на конец века грозил нам настоящим апокалипсисом — добычей в год порядка 200 млн. тонн нефти? А по факту вышло 330 млн.! И газом при нынешнем уровне добычи мы обеспечены только существующими запасами лет на восемьдесят. А с учетом кривой восполнения — так и на все сто пятьдесят! Вот отсюда и вопрос — нужно ли нам любой ценой сегодня резко наращивать объемы добычи? Что мы с этими углеводородами будем делать?

«НиК»: А города, погружающиеся во тьму, веерные отключения электростанций из-за нехватки мазута, стынущие дома — это все от переизбытка?

— Как министр природных ресурсов, я вам ответственно заявляю — дефицита запасов углеводородного сырья у нас нет. А что, кому и по какой цене поставляют или, соответственно, не поставляют — это уже совсем другая история.

Однако давайте вернемся к проблеме СРП и тех гигантских денег, которые они должны принести нашей стране. Я просто хочу призвать еще раз не поддаваться магии цифр. Деньги, пусть самые огромные, которые доползают откуда-то из-за границы до наших берегов, и, сделав инвестиционную петлю, отправляются обратно к своим владельцам, прихватив по пути немножко нашей нефти, — это не те инвестиции, которые нам нужны.

«НиК»: И Вас не смущает, что иностранные инвестиции в наш нефтегазовый сектор в абсолютных цифрах сопоставимы с инвестициями в нефтегазовую же отрасль Тринидада и Тобаго?

— Меня смущают и, более того, раздражают такие сравнения. Они беспочвенны. В отношении такой страны, как Россия, действует еще и политический фактор. Нужно ли нам помогать возрождать экономику, накачивать мускулы — я думаю, что с ответом на этот вопрос не все для наших потенциальных партнеров так однозначно, как в случае с малыми странами. С другой же стороны (я еще раз хочу заострить на этом внимание), и для нас инвестиции не являются самоцелью. Важен тот результат, к которому они могут привести. В этом смысле я не скрываю своего отношения и к «Сахалину-1», и к «Сахалину-2». Мы там двадцать лет еще ничего не получим.

«НиК»: Кажется, Владимир Путин, выступая в Южно-Сахалинске, был оптимистичнее. У Вас расходится с президентом взгляды на сахалинские проекты?

— Мы с президентом выступаем в разных весовых категориях, поэтому говорить о совпадении или расхождении взглядов попросту неправомерно. Я не политический министр, а отраслевой, и моя задача — информировать президента о том, как может выглядеть тот или иной сценарий освоения природных ресурсов с узкопрофессиональной точки зрения. Если он будет удовлетворен моей информацией — все нормально, если нет, то уволит — и дело с концом. А решения, которые он принимает, основываются отнюдь не на одной моей информации и учитывают массу других факторов. Говоря же о своем отношении к сахалинским проектам, я вовсе не имею ввиду, что их надо тормозить или, того хуже, пересматривать условия. Я считаю, что подписанные соглашения надо двигать, надо с чего-то начинать. Но только относиться к ним нужно, как к пилотным, извлекая соответствующие уроки из первого опыта.

«НиК»: Например?

— Например, что успешная для инвесторов реализация сахалинских проектов даст серьезный импульс для иных переговоров по СРП, где взаимоотношения с инвесторами будут уже более справедливыми. Или более широко—для улучшения инвестиционного климата в России как такового.

А есть еще такой важный аспект, как развитие региональной инфраструктуры, как заложенные в законе 70% заказов для отечественных производителей.

«НиК»: А эти производители готовы сегодня переварить искомые 70% на требуемом ценовом и качествен ном уровне?

— Столько, вероятно, пока не готовы. Но то, что шельфовые, да и не только шельфовые проекты позволят загрузить работой многие предприятия, прежде всего конверсионные, вдохнут в них новую жизнь — несомненно.

Однако в заключение я бы хотел отметить еще одно важное обстоятельство. Соглашения о разделе продукции — тема серьезная; актуальная, модная. И то обстоятельство, что они регулируются гражданским, а не административным кодексом и, стало быть, являются более гибкой формой взаимоотношений, позволяющей полнее учесть специфику каждого проекта, также очень важно. Но давайте не будем шарахаться из одной крайности в другую. При всех отмеченных выше плюсах на СРП весь инвестиционный свет клином не сошелся. И главными инвесторами — при всем моем глубоком уважении к иностранным компаниям — у нас все-таки есть и будут компании отечественные. Поэтому мне представляется не менее важным, чтобы партнером иностранного инвестора становилось не российское государство, а именно российская компания, действующая на основании и в рамках российского законодательства.